сэр, — ответил голос без особой уверенности.

— Идемте, — повторил голос Додда.

Две пары ног зашагали прочь. Издалека прилетел голос Додда, ясный и глубокомысленный:

— Знаете, всегда найдутся новые миры и всегда будут такие люди, как Морган, открывающие их. Они всегда были. Всегда будут. Один из древних поэтов написал про Джейми. Он сказал, что такой человек всегда знает… — На миг голос замолчал и продолжал уже с интонацией приказа: — «Что-то ждет его за морем, что-то, скрытое вдали. Так вперед!»

Звук шагов тяжелых ботинок прогремел по темной улице, потом стал тише, а потом смешался с остальными ночными звуками.

Морган стоял неподвижно, пока не стих последний ритмичный перестук шагов. Тогда он повернул голову и посмотрел на запад, в сторону порта. Он увидел пять высоких кораблей и сияющее небо за ними.

Ему было очень грустно, но он уже чувствовал себя не так плохо и совсем не ощущал себя старым. Он быстро наклонился и тронул землю. Прощай, Локи. Прощай, планета.

В темноте он повернулся и бесшумно побежал на запад, в сторону кораблей, по бесконечной улице Райской.

Земля обетованная

Фентону поспешно уступали дорогу, — нахмурившись, он шагал к огромным стальным дверям, в которые могли войти лишь пять человек во всем Комплексе. Фентон и был одним из этих пяти. Бледный шрам пересекал его смуглую щеку напоминающим молнию зигзагом и сейчас даже немного перекосил лицо — сердито и резко Фентон что-то сказал в переговорное устройство.

— Извините, он сейчас занят, — послышалось оттуда виноватое бормотание. — Если вы…

В ярости Фентон ударил по металлической стене рядом с интеркомом. Глухой металлический гул прокатился у него за спиной, словно гром, по всему холлу, где, надеясь получить аудиенцию у протектора Ганимеда, собрались придворные, дипломаты и политики.

— Открывайте дверь!

Наступила тишина. Голос пробормотал что-то еще, и огромные стальные двери бесшумно приоткрылись на несколько футов. Фентон прошел между створками и услышал, как они с глухим стуком сомкнулись за ним, отрезая шум в зале; там теперь слышалось ворчание — злобное, любопытствующее.

Через приемную Фентон прошел в комнату, похожую на колодец, с высокими колоннами, с куполом усеянного звездами неба высоко над головой. Снаружи, на Ганимеде, стоял день, и небо постоянно закрывал толстый слой облаков, но достаточно богатый человек, если хотел, мог устроить так, чтобы у него дома на потолке были видны звезды.

Под куполом с изображением неба в центре комнаты стояла огромная ванна, где вальяжно развалилось пятисотфунтовое тело протектора. Человек-гигант, подобно истине, полеживал на дне колодца и поглядывал на звезды.

Но сейчас он не смотрел на них. Складки рыхлой плоти на щеках пошли волнами: приветствуя пришедшего, он открыл рот и улыбнулся.

— Терпение, Бен, терпение, — произнес протектор своим низким глухим голосом. — В должное время ты унаследуешь Ганимед — когда он станет обитаем. Будь терпелив, даже…

Разъяренный взгляд Фентона упал на человека, сидящего на высоком стуле рядом с ванной.

— Выйди, — велел Фентон.

Человек, улыбаясь, поднялся. Что сидя, что стоя, он слегка сутулился, словно его костлявый скелет считал тяжелым бременем даже то немногое количество плоти, которое на нем наросло. А может, его сгибали обязательства, которые он нес. Лицо у него было изможденное, а глаза такие же бесцветные, как и волосы.

— Погоди, — сказало чудовище в ванне. — Брайн еще со мной не закончил. Сядь, Бен. Терпение, сынок, терпение!

Правая нога Фентона дернулась по направлению к двери.

— Выйди, — повторил он, послав Брайну холодный взгляд.

— Я все понял. — Брайн отвернулся от ванны. — Извините, протектор, и все такое. Но мне бы не хотелось вмешиваться. Бен, кажется, чем-то расстроен. Позовите меня, когда все уляжется.

Он пошаркал прочь и скрылся за колоннами. Звук его шагов затих.

Прежде чем заговорить, Фентон глубоко вдохнул. Его смуглое лицо запылало. Он пожал плечами и решительно произнес:

— Хватит с меня, Торрен. Я уезжаю.

Протектор, колыхаясь, поднял огромную руку. Задыхаясь от усилия, он уронил ее обратно в плотную, маслянистую жидкость своей ванны.

— Погоди. — Он тяжело дышал. — Погоди.

Край ванны ниже уровня воды был утыкан разноцветными кнопками. Огромные пальцы Торрена задвигались под водой, нажимая какие-то. На наклонном экране над ванной появились заснеженные поля, по которым вилась дорога и бесшумно неслись машины.

— Ты только что приехал из деревни, — сказал Торрен. — Наверное, говорил с Кристин. И знаешь, что я тебя обманывал. Удивлен, Бен?

— Я уезжаю. — Фентон нетерпеливо качнул головой. — Найди себе другого наследника, Торрен. — Он отвернулся. — Вот и все.

— Нет, не все. — Низкий голос протектора звучал властно. — Вернись, Бен. Тебе не хватает терпения, мальчик мой. Терпения. Проведи-ка тридцать лет в ванне — и научишься терпению. Значит, хочешь все бросить, да? Никто не бросает Торрена, сынок. Тебе надо бы это знать. Даже мой наследник не бросает. Ты меня удивляешь… Ведь я немало постарался, чтобы в угоду тебе переделать целый мир! — Необъятные щеки сморщились в улыбке. — Не очень это благоразумно, Бен. Да еще после того, что я для тебя сделал.

— Ты ничего для меня не сделал, — решительно возразил Фентон. — Ты взял меня из сиротского приюта, когда я был еще слишком мал, чтобы защитить себя. Из того, что мне нужно, ты, Торрен, не можешь дать мне ничего.

— Привередничаем? — с добродушной усмешкой спросил человек в ванне. — Удивляюсь я тебе, Бен. Значит, не хочешь получить империю Торрена? Ганимед для тебя нехорош, даже если я сделаю его обитаемым? Ну, Бен, приди же в себя. Я никогда не надеялся, что ты будешь ко мне добр. Особенно после того, что ты пережил.

— Из-за тебя я много чего пережил. Мне пришлось нелегко. И результат не стоит таких усилий. Торрен, ты зря потратил время. Говорю тебе: с меня хватит.

— Наверное, свет взгляда хорошей женщины так тебя изменил, — поддразнил его Торрен. — Это малышка Кристин так на тебя подействовала. Очаровательная крошка эта Кристин. И всего на фут выше тебя ростом, мальчик мой. Всего на сотню фунтов потяжелее. Но она еще молодая. Она вырастет. Да, жаль, что я так и не встретил по-настоящему хорошую женщину, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. Однако Кристин со временем будет весить добрых пять сотен фунтов, а такие женщины никогда не вызывали у меня особого эстетического удовольствия. Жаль, что ты не видел милых малышек из центрифуги, Бен. Они все еще там — те, кто не умер. Я — единственный ребенок, кому удалось вырваться из центрифуги и остаться в этом мире. И я преуспел. Я немало заработал, чтобы жить здесь.

Жуткая